Дома с историей. Спецвыпуск: как живется в деревянных постройках в центре Казани

В отличие от соседних Самары и Нижнего Новгорода, Казань не может похвастаться обилием сохранившихся деревянных домов XIX и XX веков. Но даже оставшиеся после масштабной программы ликвидации ветхого жилья районы деревянной застройки постепенно съедают элитные жилые комплексы и панельные девятиэтажки. В новом выпуске рубрики «Дом с историей» «Инде» поговорил с жителями трех частных деревянных домов в центре Казани, оказавшихся по стечению обстоятельств в окружении новостроек, о трудностях быта, переезде в квартиру и гордости за предыдущих владельцев зданий.

Жуковского, 18а: водные процедуры на кухне и растянувшееся выселение

Одноэтажный четырехквартирный дом по адресу: Жуковского, 18а, расположенный перед лицеем № 116, — единственная сохранившаяся жилая постройка на этой улице. К этому же адресу был приписан и основной, купеческий двухэтажный деревянный дом, который, предположительно в начале 1990-х, передали в собственность ЖКХ, а вскоре снесли. Александра Федоровна Фролова переехала сюда в 1966 году, сразу после замужества. Семью ее мужа (мать и пятерых детей) переселили на Жуковского в 1941 году, когда в доме устроили военный госпиталь.

— Тогда у этого дома был один хозяин, кажется, доктор, — рассказывает она. — У него жили квартиранты. В 1941 году он пустил семью свекрови просто так, даже не брал с них денег за проживание и коммунальные расходы. Говорил ей: «Да живи, Фролова, всем места хватит». Тогда дом был поделен на пять квартир, сейчас осталось четыре, у каждой свой вход. В пятой в свое время жил математик, руководитель физико-математического общества КГУ, популяризатор идей Лобачевского Александр Васильев, сын синолога Василия Павловича Васильева и внук Ивана Михайловича Симонова, ректора Казанского Императорского университета и одного из первооткрывателей Антарктиды. После того как он умер, в его квартиру никто не переехал, она обветшала и пришла в запустение. Когда после свадьбы муж привел меня сюда жить, здесь оставались только свекровь (свекор погиб на фронте во время Великой Отечественной войны) и еще один сын. Все вместе мы занимали три комнаты, так они за нами и остались. В 2012 году, уже вместе с семьей внучки, мы приватизировали жилье.

В 1966 году в доме уже были вода и газ, чуть позже провели канализацию. До этого времени удобства находились во дворе соседнего дома, и часть соседей, которые не захотели оборудовать канализацию дома, продолжают ими пользоваться. Ни в одной из квартир нет отдельной ванной комнаты, гигиенические процедуры проводят на кухне, где подключена душевая лейка, мыться ходят в баню на Большой Красной. Сейчас у собственника каждой квартиры заключены договоры с Водоканалом и Горгазом. Жилая площадь квартиры — 55 квадратных метров, еще есть небольшой пристрой, где хозяева хранят дрова. Ежемесячно на оплату коммунальных услуг уходит около 3000 рублей. Основная хозяйственная проблема жильцов — это постепенное обветшание дома и необходимость капитального ремонта.

— Весь фундамент на нашей стороне дома ушел в землю, пол буквально лежит на земле. Крыша падает, стропила сгнили. Но каждый раз, когда мы просим помощи, нам говорят: «Вы частники, сами и ремонтируйте». Лет двадцать назад во время грозы сорвало крышу. Я пришла к руководству фабрики, на которой проработала много лет, попросила о помощи. Они бесплатно дали мне железо, рабочих я нанимала за свои деньги. Чтобы сделать реконструкцию всего дома, его надо переводить в статус памятника истории и культуры, но тогда возникнет другая проблема: всех собственников здания обяжут его реконструировать, и если мы не справимся, скорее всего, выселят и передадут другим. Вообще нас пытаются выселить из этого дома с 1985 года. К празднованию 1000-летия Казани по документам мы получили квартиры, но так их и не увидели. Каждый год мы ждем переезда, буквально сидим на чемоданах. Недавно одна строительная компания хотела нас расселить — выделить квартиры всем жильцам, а взамен, видимо, получить от города определенный участок под строительство, но они не смогли договориться с государством. Мы фактически находимся во дворе школы, и школе этот участок нужен, они хотят сделать новую спортивную площадку, огородить двор с улицы полностью. Но никак не получается, — рассказывает Фролова.

Пока шлагбаум, перегораживающий въезд в школьный двор, находится чуть дальше дороги, работники ближайших офисов каждый день паркуют автомобили в их дворе. По ощущениям Александры Федоровны, они не думают о том, что в доме кто-то живет.

— У нас есть палисадник позади дома, за которым мы ухаживаем. Впереди дома есть клумба, но стоит ее расчистить и посадить цветы — машины будут ставить прямо на нее. В этот раз оставили траву, она уже выросла по колено, но, по крайней мере, на нее не заезжают. Автомобилисты перегораживают дорожку, которая ведет от крыльца до выхода на улицу, зимой, когда сугробы, ставят вплотную к ним, перегораживая тропинку. Мы жаловались в «Народный контроль», в экополицию, но за каждым не уследишь, можно потратить целый день только на то, чтобы всех гонять или фиксировать нарушение и отправлять информацию.

Несмотря на все минусы, Александре Федоровне и ее внучке Марии нравится жить в этом доме. Здесь нет проблем с покупкой продуктов — поблизости находится круглосуточный продуктовый, чуть дальше по Жуковского в прошлом году открылась «Пятерочка». Нет проблем с пробками по дороге на работу и обратно, в пешей доступности много зеленых зон для прогулок с детьми.

— Деревянный дом экологичен, в нем легко дышится. Летом он сохраняет прохладу, зимой хорошо держит тепло. У нас дровяное отопление, и при всех его минусах — надо каждый год заготавливать дрова — каждую зиму в доме пахнет березой. Все наши друзья и родственники чувствуют себя здесь очень уютно. Иногда думаешь про переезд в квартиру, но такого ощущения уединения уже не будет — кто-то будет ходить над головой, не будет отдельного входа. Было бы идеально выкупить весь дом и сделать масштабную реконструкцию. Но для нас это неподъемно.

Одесская, 8: метаморфозы полувекового сруба и молитвы под «Катюшу»

Историк Григорий Ивойлов вырос в деревянном доме на улице Одесской. Постройка, предположительно датируемая 1956-м или 1959 годом, кардинально изменилась за 50 лет. Первоначально на месте нынешнего дома находилась землянка, куда дядя историка перевез раскатанный сруб из Марий Эл. А в конце 1980-х в доме начался масштабный ремонт со строительством нового бетонного фундамента и каркаса дома. Завершился он лишь в начале 2000-х.

— Деревянный дом подцепили краном и переставили на новый фундамент. Мы перебрали кранов пять, пока самый мощный буквально за полчаса не справился с задачей, — вспоминает мать Григория, архитектор Оксана Хорошкова.

После переноса дом начал постепенно обрастать новыми стенами, этажами и коммуникациями. По словам Григория, на протяжении реконструкции жилой частью оставался старый сруб, который стоял на бетонном основании нулевого этажа. Однако кирпичные стены росли очень медленно: стройка шла только летом.

— Пока мы не начали перестраивать дом, это был классический сруб четырех стен: изба с дощатыми сенями и удобствами на улице. Он был типичной конструкцией для нашего района. В 1995−1996 годах местная застройка условно делилась на три типа. Самый хороший вариант — избы. Следующий тип — дощатые дома, или так называемые насыпушки. Внешне они выглядели лучше, чем в реальности: между слоями досок, фанеры и другого мусора, как правило, были засыпаны опилки, щебень, керамзит и прочая дрянь. В большинстве случаев эти дома были не узаконены, поэтому назывались нахаловкой. Третий тип домов — переходный: тут даже встречались полуземлянки, вросшие в землю. Таких уже, к счастью, не осталось. Раньше деревянные домики находились вплоть до нынешнего пункта полиции. Когда-то Одесская насчитывала 30 домов, а теперь — только два, — вспоминает Григорий.

Оксана рассказывает, что, несмотря на неординарность проекта, дом имеет стандартную коттеджную планировку. На площади в 150 квадратных метров помещаются кухня, гостиная, библиотека, три спальни, две ванные комнаты и мансарда. В подвале здания располагается гараж.

— Из-за того что мы строили дом из подсобных материалов, в нем появилось естественное зонирование со ступеньками, перепадами высот и разным уровнем потолков. Поэтому он весь, скажем, нерегулярный. Бетонные перекрытия есть в подвале. Все остальное держится на честном слове. Наш дом — сплошное ноу-хау. Как еще его назвать, если вы вписываете пятидесятилетний сруб в непонятно что, обкладываете стенами с засыпкой, подвешиваете балки, чтобы потолок не провисал, обклеиваете стены газетами, потому что потребность в жилье есть, а возможностей нет? — говорит Оксана.

Ежемесячное содержание дома обходится семье в районе 12−13 тысяч рублей. Григорий рассказывает, что плата за землю ниже, чем могла бы быть, — это связано с правом наследования недвижимости. Другое дело — вода: плату за полив участка назначают ежемесячно даже зимой. Все остальные платежи — как у других частных домов: за свет, газ и городскую канализацию.

— Мы ни на кого не можем рассчитывать: все проблемы решаем собственными силами. Выросла ветка, поломала крышу — потек потолок. Ты сам отвечаешь за все это. Если с газом проблема, можно вызвать газовиков, потому что это путевой газ и они регулярно обслуживают все приборы. Электриков тоже, но вот их уже не дозовешься. С водопроводом и канализацией все еще сложнее. Канализация у нас собственная, мы сами вызываем службы, когда это необходимо, или сами выкачиваем. Из фильтровочного колодца берем воду и поливаем сад. Съедобного здесь ничего нельзя выращивать — центр города, тяжелые металлы в почве. Кроме озеленения и тени рассчитывать больше не на что, — рассказывает Оксана.

По словам жильцов, из старого поколения в районе уже почти никого не осталось — кто-то умер, а кто-то переехал, продав свой участок. Вокруг частные блокхаусы и многоэтажки. Григорий рассказывает, что новые частные постройки появились на соседней улице Центральной в 1990-х с легкой руки депутата Госсовета и ведущего программы о путешествиях на автодоме телекомпании «Эфир» Камиля Шайдарова. Он выступил девелопером: адаптировал английский проект на местный лад, выкупал участки земли, застраивал их, а затем продавал. Из соседей — старых частных домов — остался лишь Дом молитвы.

— Это баптисты, старая безобидная организация. Раньше в этом доме жила одинокая бабушка. После ее смерти участок расширили, а дом надстроили. Там три раза в неделю проходят спевки, которые летом особенно слышно, отмечают практически все межконфессиональные праздники, по выходным гуляют на свадьбах. Пресвитер у них есть, под сопровождение домашнего органа они читают молитвы на мотивы советских песен — «Катюши», например. Это почти клуб по интересам. Туда ходят как в Дом культуры, — рассказывает Оксана.

Что до плюсов проживания в доме, то хозяйка хвалит свежий воздух, транспортную доступность центра города и отсутствие соседей над головой.

— Люблю свой дом за все. Что хочу, то и делаю. Мне не нужно ездить на дачу: у меня вокруг дача. Здесь другое настроение и воздух, хорошо круглый год. Я вообще не вижу удобств в многоквартирном доме. Построить дом было прекрасной идеей. Это же здорово — ни от кого не зависеть и видеть соседей только через зелень и забор.

Гоголя, 5: мистическое прошлое и неслучившийся «Том Сойер Фест»

Дом с голубым фасадом на улице Гоголя, 5 построен в стиле позднего классицизма в середине XIX века. Его первым хозяином был казанский адвокат М.Н. Струзерн, а после дом выкупили казанские профессора Данилевский и Меньшиков, поделив его на две части. После смерти Виктора Меньшикова в 1940-е его жена и двоюродная сестра Зоя Петровна распродала несколько комнат одной из половин, сделав коммунальные квартиры. Сегодня в доме живут шесть семей, четыре из которых — в коммунальных условиях.

Елена Ванягина переехала в Казани из Беларуси в 80-е годы прошлого столетия. По ее словам, она влюбилась в остатки деревянного зодчества в Казани:

— Когда я гуляла по Федосеевской, представляла, что запросто сейчас на углу улицы появится женщина из XIX века в белом платье и белых перчатках. Я тогда сказала себе: Лена, ты обязательно будешь жить здесь. В 1982-м году я вышла замуж и переехала к мужу, который был родственником и наследником профессора Меньшикова, жившего в одной половине дома. Во второй половине дома жил другой профессор — Данилевский. К сожалению, сейчас там никто не живет и та половина в плохом состоянии. Со слов родственников знаю, что во дворе были каретник, винное хранилище и сад. Сейчас это место мы поделили между собственниками, и теперь там у кого-то гаражи, у кого-то огород. Мы для себя поставили беседку и разбили несколько грядок под зелень и овощи. Это место еще и мистикой окутано — говорят, в советское время вместо филармонии напротив находился чрезвычайный комитет и в нашем дворе расстреливали людей. Иногда мы находим пули в земле.

По словам Ванягиной, ее семья хотела установить на доме за свой счет мемориальную доску с указанием, что здесь жил профессор Меньшиков, — такая есть на улице Толстого, 4. Но для этого нужно заказывать историческую экспертизу.

— Мы то знаем, что он здесь жил, потому что мы родственники. Сейчас я горжусь тем, что живу в таком доме, что являюсь родственницей таких людей. Иногда знакомлюсь со студентами-медиками и спрашиваю, изучают ли они лекции по Меньшикову, они говорят, что да. Такая гордость просыпается сразу, — говорит Елена. По ее словам, на крыльцо часто приходят фотографироваться молодожены. — Люди заглядывают в окна и удивляются, что здесь кто-то еще живет, — добавляет она.

Ванягину не пугает перспектива разрушения второй, нежилой половины дома — в случае ее разрушения жильцы готовы изолировать свою половину.

— Как-то к нам два раза приходил какой-то профессор из Петербурга. Он знаком с Меньшиковым, видимо, тоже детский врач. Когда он узнал, что здесь жил Меньшиков, он напросился к нам в гости. Зашел и потерял дар речи, потому что находился в полном восторге. Особенно его впечатлил комод, оставшийся от первых хозяев, — 150 лет стоит на одном месте. Я думаю, его невозможно сдвинуть — весит целую тонну, — рассказывает она.

Но историческое прошлое пока не приносит удовольствия хозяевам дома. До 2002 года он входил в список ветхого жилья, подлежал сносу в 2004 году. Собственникам предложили переехать на Горки, но жители дома отказались. После этого администрация района решила убрать дом из программы. Жители надеялись на альтернативу, но в 2002 году дом объявили памятником истории, и с этого момента, по словам собственников, они стали заложниками.

— Я открыто тогда спросила у чиновников: что делать, если дом рухнет? В администрации ответили: чтобы дом не рухнул, нужно поддерживать самостоятельно. А если рухнет, то разойдемся и никто нового жилья не даст. Однажды у соседей начала разваливаться водосточная труба, и кирпичи с крыши полетели прямо вниз, где люди ходят. Я быстренько протянула вокруг территории ленту, чтобы опасности не было для прохожих, а после позвонила хозяевам второй половины дома и сообщила о проблеме — они ответили, что доли не определены, поэтому крыша общая и ничего они сами делать не будут. В итоге мы ничего не смогли сделать, но кирпичи убрали, чтобы не падали на людей. Я даже участковому звонила, но он сказал, что ничего не может сделать, только через суд. Потом еще сын на сайте госуслуг жалобу написал. По жалобе пришли люди из Министерства культуры — посмотрели и ушли, пожурив меня за пластиковые окна. Я бы хотела, чтобы они предписание дали, что дом нужно поддерживать, но этого не произошло, — рассказывает Елена.

Для капитального ремонта всего жилья у самих жильцов сил не хватает: в коммунальных квартирах живут пенсионеры, инвалиды и мать-одиночка. Они признаются, что ни сил, ни денег, ни желания что-то менять у них нет, а есть только надежда, что их все-таки переселят в многоквартирные дома. В этой части дома до сих пор старая проводка на потолке и отопление на дровах.

— Я живу тут с двумя детьми. Как могу поддерживаю порядок — постоянно мою и убираю комнату и общую кухню, поменяла проводку. Косметический ремонт на свой вкус нет смысла делать, потому что моя комната находится прямо под крышей, а она протекает чуть что, поэтому клеить дорогие обои и стелить хороший линолеум нет смысла, это все быстро испортится. Конечно, страшно тут жить с детьми, потому что другие соседи ничего не меняли, все может вспыхнуть в любой момент. К тому же у нас нет центрального или газового отопления, поэтому мы топим печку — куда деваться? Я понимаю, что дом сухой, но зимой очень холодно, отовсюду продувает, электрическая печка не может обогреть всю комнату разом, — рассказывает Александра, которой досталась от папы одна из коммунальных комнат.

В прошлом году дом хотели включить в программу «Том Сойер Феста». Приходили волонтеры, оценивали масштаб работы. Но, по словам Елены, одна из соседок выгнала их со словами, что ей ремонт не нужен, она согласна только на квартиру. После этого волонтеры больше не появлялись.

— Соседка не понимает, что советские времена прошли и никакой дядя не придет и не даст ей так просто квартиру. Но сейчас мы с ней договорились, и она не будет никому мешать. Я в интернете прочитала пункты, по которым отбираются дома: должен быть центр города, первая линия, памятник и все жильцы должны хотеть восстановления. Мы же по всем пунктам подходим. Хотелось бы, чтобы нас на следующий год взяли. У нашего дома и статус повыше, чем у тех, что на Волкова.

Помимо проблем со статусом есть еще проблема с кадастровым оформлением. Первоначально здесь были доли от двух домов, то есть половины Меньшикова и Данилевского были двумя разными домами, но позже появился соседский пристрой, который записали по этому же адресу. По решению суда Елена отделила квартиры, зарегистрировала свою квартиру в Регистрационной палате, а нынешняя жительница пристроя Роза, живущая в доме по соседству, отменила это решение суда. В итоге получилось, что одни зарегистрировали квадратные метры, а у всех остальных в документах доли.

— Помимо этого в центре проблемы и с оформлением земли — у нас она не в собственности, потому что нужно приватизировать ее всем домом. Так бы мы ее хорошо могли продать, но никто не купит, потому что дом снести нельзя. К тому же наши соседи налоги платить не смогут. В Регистрационной палате этот дом стоит 12 миллионов, но он не может столько стоить. Пять лет назад он стоил 3,5 миллиона. Никто не приходил, не оценивал, просто решили, что дом в центре, значит, такая цена. Мне не нравится такая стоимость, потому что приходится большой налог платить. Я хотела сделать переоценку дома, но мне сказали, что его не с чем сравнивать, — говорит Меньшикова.

По ее словам, это место неинтересно инвесторам, потому что дом имеет статус памятника: дорогую землю выкупить мешает дом — его нельзя снести и построить интересное инвесторам сооружение. На месте снесенных соседских домов давно стоят новые жилые комплексы, подделанные под старину. Строительство новых соседей шестидесятилетняя Роза вспоминает с ужасом:

— Я могу сказать, что пережила ад и третью мировую войну. Это настоящий склеп, который строили десять лет, не соблюдая никаких режимов: день и ночь строили и шумели. Естественно, вся строительная пыль летела к моему дому, по итогу — врачи поставили диагноз «астма». К тому же забрали несколько метров земли, которая принадлежит мне, поэтому новый многоквартирный дом находится прямо впритык к моему дому. Но я этот дом не отдам без боя в любом случае, потому что я тут воспитала семь своих детей, а сам дом купила без окон, без дверей. Все сама делала, без мужа и поддержки.

Фотографии: Даша Самойлова